Сегодня, 30 июня, сорок дней преставления ко Господу сестры нашей обители монахини Софии (Пилиевой). Больше года мать София мужественно терпела скорбь тяжелой болезни. У нее была онкология легких. Господь даровал ей удивительную для такого заболевания безболезненную и мирную кончину. Сегодня ее вспоминают духовенство, сестры и прихожане нашего монастыря.

 

 

Игуменья Нонна (Багаева) настоятельница монастыря:
Вера, так звали в крещении нашу мать Софию, пришла в обитель случайно. Так показалось бы на первый взгляд. Она была прихожанкой Храма Архангела Михаила, что на Южном во Владикавказе. Окормлялась у тамошнего настоятеля, иеромонаха Иосифа (Берёзова). Однажды он сказал ей: «А ты не хочешь съездить в женский монастырь?». Вера удивилась, она понятия не имела, что в Осетии есть женская община. И сразу же согласилась. Это был первый год нашего монастыря: руины, нехватка средств, отсутствие храма и службы, малочисленность сестёр и горячая вера в промысел Божий об этом удивительном месте. Вера приехала и сразу же стала послушаться, с радостью исполняя всё, что было ей поручено. Денег не хватало катастрофически, а нужно было строиться и обеспечивать сестёр и паломников монастыря. Одним из способов поправки материального положения в тот момент была возможность поучаствовать в православных выставках, где можно было реализовать продукты труда сестер и собрать пожертвования на требы. Однако выехать сразу трём сестрам в то время, значило бы обескровить обитель. И я предложила Вере поехать на выставку в Москву в качестве послушницы монастыря. Она с охотой согласилась. Поездка прошла успешно и через несколько дней сёстры вернулись. Вера засобиралась домой. А я рискнула попросить её, чтобы она осталась и через пять дней вновь сопроводила сестёр, но уже на выставку в Петербург. Вера и тут проявила готовность быть полезной. Так случилось, что по окончании выставки в Петербурге участникам был предложен трёхдневный паломнический тур на Валаам. В знак поощрения сестёр, принявших на себя труды по выставочным делам, мы оплатили им поездку к Валаамским святыням. И вот там с Верой произошло чудо. Как позже она сама описывала этот момент, она почувствовала зов Божий. Призыв, призвание. Из поездки она вернулась иным человеком и больше уже никуда не уехала. Осталась жить в Аланском монастыре с твёрдым намерением посвятить свою жизнь Господу.

Через время Вера была пострижена в иночество с именем Анастасия. В иночестве она усердно продолжала послушаться. Всегда весёлая, открытая и тёплая, она смущалась лишь тем, что в Тбилиси у неё осталась квартира, а как известно, монашествующие не должны иметь своего имущества. Когда она с этим обратилась ко мне, то я посоветовала ей избавиться от того, что отдаляет нас, монахов, от аскетического пути и способности исполнить обет нестяжания. Сказала, чтобы она отдала её родственникам, но не оставляла себе. Анастасия попросилась ехать в Грузию, а когда через десять дней вернулась, принесла мне 700 тысяч рублей со словами: «Я бы хотела отдать их нашему монастырю на строительство Богоявленского собора». Я была очень тронута. И именно с этого пожертвования нашей сестры началась история строительства. Это был первый взнос в проект собора.

Постриг в мантию совершил наш духовник, иеромонах Савватий (Томаев). И я попросила его дать Анастасии новое имя-София. Это имя было очень близким нашей сестре. Всегда собранная, неконфликтная, усердная в исполнении монашеских обетов, с добрым юмором и невероятным трудолюбием, София всегда старалась быть исполнительной и ответственной. Если случались искушения, то она всегда переживала их с внутренним укорением, не ища проблемы и вины в других людях. Много молилась. Когда я принимала сестёр на беседу, она старалась быть одной из первых.

Около года назад, в час ночи София постучалась в мою дверь. Сестры знают, что я полунощник, и меня это не испугало. Но, увидев бескровное лицо сестры, я запереживала. Оказалось, у Софии пошла кровь горлом. При этом вроде бы она чувствовала себя сравнительно нормально и вообще не сразу поняла, кровь ли это. Накануне она ела свеклу, и мы понадеялись что, может быть, это каким-то образом она. Рано утром отправили в больницу делать рентгеновский снимок. Врач сразу же обнаружила опухоль. Теперь мне стала очень понятной фраза «Гром среди ясного неба». Да, мы верующие, да к болезням и смерти мы относимся с позиции веры, но еще мы люди и нам больно. Дальше были больницы, обследования, Москва и опять обследования и трудное решение - не оперировать и не предпринимать химию. Потому что «нет гарантий». Опухоль  расположена на артерии и уже невозможно сделать что-либо без риска потерять Софию на операционном столе. Оставили всё на Бога. И целый год наша сестра жила в привычном режиме, в кругу сестёр, периодически получая поддерживающую терапию в онкологической больнице Владикавказа, где благодаря заведующей отделением Белле Алборовой, мать София чувствовала себя защищенной и родной.

Мать София слабела. Но не настолько, чтобы мы обеспокоились больше обычного. Поднялась температура и Белла Георгиевна велела везти Софию в больницу на очередное лечение. Накануне мы сделали укол, и утром температуры не было. Удивительно, но при слабости и немощи мать София постоянно молилась. Если она не была занята чем-то другим, она стояла в святом углу и молилась. Келья её была очень теплой, и она часто приоткрывала дверь в коридор для доступа воздуха. Так мы невзначай становились свидетелями её подвигов. Перед поездкой в больницу, я, уговаривая её поесть, вознамерилась кормить её с ложечки, на что она звонко рассмеялась и, наконец, поела. Я просила у неё прощения, потому, что накануне рассердилась и поругала её, когда увидела, что она на сквозняке вешает свои вещи. Поругала, ведь каждая сестра готова была ей служить и служила. Но! Мать София до последнего не хотела быть кому-то обузой, всё старалась делать сама и была невероятной чистюлей. Как говорила мать Георгия: «У Софии в келье всегда пахнет как в детской-ванилью и карамелькой». И человеком таким она была - светлым, добрым и тёплым.

Когда мы везли мать Софию в больницу, она почти всю дорогу выговаривала нам, что все тяпки и лопаты с огорода разобрали, а распылители вообще непонятно где. Короче говоря, полная бесхозяйственность. Я её успокаивала: «Вот ты поправишься и всем покажешь, где раки зимуют». В больнице нас встретила Белла Георгиевна. Мать София шла впереди и она, вдруг сказала: «Уходит наша София». В голове пронеслись тысячи разрядов. А перед глазами вечер прошлого дня. Мать София сидит на кровати, я рядом. Она поднимает на меня глаза и говорит: «Видно, пришло моё время». И всё равно её уход казался растянутым во времени, да и врачи пообещали: «Сейчас прокапаем и станет легче».

На третий день мать Софии не стало. Врачи сказали: «Неожиданно затяжелела в пять утра и ушла».  Она первая из нас, монахинь Аланского Богоявленского женского монастыря, ушла. Видно именно ей Господь определил открывать небесный «Аланский». А то, что она сподобится милости Божией, сомнений нет. София была настоящей подвижницей, монахиней, соблюдшей данные Господу обеты, сестрой, которая всегда была рядом и в радости и в горе, труженицей и молитвенницей. Глубоко почитала духовенство и всегда усердно молилась за епископов и священников нашей Епархии. В её потёртом от времени молитвослове и помяннике аккуратным почерком выведены имена, а напротив даты дней Ангела и рождения.

Мы нашли контакты её родных и сообщили скорбную весть. Сестра рассказала нам, что, когда Заира (так звали мать Софию в миру) приезжала навестить их, то родственники уговаривали её остаться с ними. Куда ты едешь, у тебя там никого и ничего нет. На это мать София еще активнее засобиралась в дорогу, сказав: «Нет-нет, вы что?! Меня очень-очень ждут! Матушка меня сильно любит. Поеду я домой».

Один из наших прихожан, р.Б.Сергий предоставил свою московскую квартиру и оплатил всё обследование матери Софии в Москве. В знак благодарности мать София привезла ему четверых ангелочков - трёх девочек и одного белокурого кудрявого мальчика. В тот момент у Сергия было трое дочерей, двое из которых приёмные. Сергий привёз подарок домой, и они с супругой в недоумении пожали плечами. Но через короткое время так получилось, что они усыновили новорождённого мальчика, который со временем превратился в точную копию подаренного ангелочка. Сергий по сегодняшний день считает, что всё это было не случайно.

Иногда сёстры пишут мне записки с просьбами, или просто озвучивают какие-то свои мысли. София писала редко и всё больше по своему огородному послушанию. Слушая её на беседах, когда она открывала свои помыслы и каялась, я думала: жаль, что нельзя её записать и в качестве примера того, как нужно понимать духовную жизнь и каяться, показать сёстрам. Сейчас, когда её больше нет с нами, я хотела бы привести отрывок из одного её письма. Для назидания и для того, чтобы мы вновь ощутили, какой она была и как верны слова Святых Отцов: «Мы видим, как люди грешат и не знаем, как они каются».

«Мысленные брани одолели меня. Помыслы не дают мне ни молиться ни на службе слушать молитвы. Не дают мне выполнять правило, постоянно лезут всякие скверные помыслы. Особенно, когда делаю пятисотницу. И я бываю в ужасе. Постоянно помыслы-подозрения «не мешай своими (земными) поклонами соседке» или «не читай громко молитвы, мешаешь ей». Я даже Псалтирь стала читать в уме и от этого не понимаю, что читаю. Может мне поговорить с сестрой и узнать, мешаю ли я ей, когда чуть-чуть громко читаю Псалтирь?...

Много грешу своеволием, не треплю замечаний. Или если меня в чём обвиняют, тут же гнев, ярость и иду в атаку, самооправдание. Никогда не считаю себя виноватой. Все мне виноваты, но не я. Нет мира в душе, рассеянность сильнейшая. За минуту забываю, что я сделала. Внутреннее возмущение и неспокойство. Слава Богу, еще мать Георгия мне сильно помогает, многому учит и я ей очень благодарна.

Ни одну минуту не думаю о смерти, о вечном мучении, о Страшном суде. Мне страшно думать об этом. По моим грехам в рай не попадают.

Стала очень ленивой и утром еле-еле себя поднимаю. Вечером тянет в постель. Вижу свою сильнейшую немощь и это даёт мне понять, что без Божией помощи я ничего не стою, труп, пустой мешок, который не может двигаться. Матушка, простите, я Вам голову замучила».

 


 

Иеромонах Савватий (Томаев), духовник монастыря:

Монахиня София отличалась детской простотой. Она одна из немногих сестер, которая могла принять слово вразумления и не обидеться. С ней не надо было осторожничать, подбирая слова, чтобы она не расстроилась. Это качество, к сожалению, сейчас присуще не многим. Она всегда тщательно исповедовалась, имела сокрушение о своих грехах, старалась исправить себя и это было заметно.


 

Иеромонах Никодим (Бекенёв), насельник Сретенского монастыря г. Москвы, частый гость Аланской женской обители:

Мать София была удивительно светлый человек, гостеприимный, все делала с большой любовью. Когда она приезжала на обследование в Москву, мы с ней общались у нас в монастыре. Незадолго до этого умер наш монах, отец Ермоген, тоже от онкологии. Тоже, к сожалению, была уже четвертая стадия, но он лечился, принимал химиотерапии и устал, устал от лечения. Лечение убивало больше чем болезнь, терялась ясность сознания. И я рассказал ей про это. Она готова была смириться с волей Божией и принять свою болезнь, не теряя ясности ума, покаяния. Принять все и положиться на промысел Божий. Господь дал ей силы до последних дней каяться, молиться. Она была глубоким человеком, очень духовной и при этом простой. Царствия Небесного матушке Софии.


 

Схимонахиня Марфа (Михайленко):

Мы как-то с ней дружили. Вместе занимались огородом. Я купила фиолетовый лук, семена мелкие-мелкие. Она говорит: « Что это ты купила?» -  «Везде продается такой лук, давай и мы посадим». Она так нехотя согласилась. А через какое-то время меня зовет: «Мать, посмотри какой лук крупный у меня!» В общем, всем лук понравился. И она этому радовалась. Мы и на этот год посадили, но вот мать Лидию назначили на огород, и она все выдернула, тоже не поняла, что за мелкий лук такой (смеется). 

Иногда она приходила, делилась со мной, что у нее бывают искушения во время молитвы. И я ей говорила: «Да не молись ты за некрещеных! За тех, кого не знаешь, совсем не молись». А она хотела за всех молиться, особенно за жителей своего села.

Часто мы ходили гулять вместе на наше озеро. И такая она счастливая бывала. Хотела каждый день так гулять, даже где-то за месяц до ее смерти мы ходили ежедневно.  

Она была молодец. Немножко мы все ропщем, но в целом была молодец. Всегда к Причастию готовилась так, чтобы и все каноны прочесть, и правило свое монашеское исполнить. Когда правило не исполняла, не причащалась. Такая была богобоязненная. Боялась оскорбить Святые Тайны.

 


 

 

Монахиня Маргарита (Кудзиева), казначей монастыря:

В ноябре 2004 года я пришла в монастырь. И очень долгий период мои родители не смирялись, очень скорбели, приезжали в монастырь как в больницу к тяжко болящей, проведывали меня со скорбными лицами. В апереле 2005 года в монастырь приехала Вера, прихожанка Ильинского храма. Она себя так называла: «Я прихожанка Ильинского храма, меня благословил отец Иосиф Берёзов в монастырь приехать». И вот она приехала. Послушались мы с ней в трапезной вместе. Она была она живая, энергичная. Живая, в смысле у неё был такой темперамент - живой очень. Однажды опять приехали мои родители проведать меня и мама, значит, вдруг от меня отвлеклась и обратила внимание на женщину, которая моет посуду. Мама её внимательно разглядела, а потом говорит: «Слушай, а тебя как зовут?».  Она отвечает: «Вера». «Ну Вера это в крещении. А вообще, по паспорту тебя как зовут?». Она отвечает: «Заира». Мама заинтересовалась, подошла к ней поближе и спрашивает: «А ты из каких краёв будешь, откуда ты родом?». Вера ей отвечает: «Да Вы не знаете. Это село в Грузии». Мама на неё смотрит с удивлением и говорит: «Как же я не знаю, вообще-то мы с тобой выросли вместе!».

Так вот случилась встреча Софии и моей мамы. Они много лет не виделись, учились в одной школе. Вспомнили своё детство, юность, как мама заплетала маленькой Заире косички. Мама так от меня уже отвлеклась, успокоилась. А София с этого момента называла меня своей дочерью.  Говорила: «Твоя мама тебя для меня родила, чтобы ты здесь со мной в монастыре жила». Радовалась всегда, когда мама приезжала, говорила: «Моя подружка приехала». Такая вот история. Через столько лет они повстречались в монастыре, Господь их свёл в обители.

Вообще она заботилась обо всех. Для меня была примером в плане силы духа. Я всегда удивлялась - она намного старше меня и всегда находила в себе силы выполнить свои послушания «от и до». Не пропускать службу. Меня это в хорошем смысле удивляло. Вот такое её отношение к послушанию и службе мне давало сил, вдохновляло в нашей повседневной монастырской жизни.

Заботливая она была очень. Всегда переживала, покушала ли я, не устала ли. Такой она была наша сестра София.

 


 

Монахиня Макария (Мамиева):

Когда распределяли кельи, мы с Софией пошли смотреть комнаты. Матушка нам говорит: вот большая комната, будете жить в ней вдвоем. Помню, в ней была необычная побелка - фиолетово-голубая. Мы еще посмеялись - никогда не видели такой побелки. Потом решили, что это Богородичный цвет и обрадовались. Мы не так долго жили вместе, но жили дружно. В какой-то момент она мне говорит: а почему ты не молишься? Когда я засыпала от усталости, она все шутила: «Повернусь, Макария спит, развернусь, она еще не проснулась. Когда же она молится?» Я старалась свое правило днем сделать, потому что вечером была уже никакая. А сама проснусь ночью, смотрю, она стоит у аналоя, молится, в три часа просыпаюсь, она еще молится. Меня, конечно, поразила ее настойчивость. Она еще просила так просто, не таясь: «Господи, научи меня молиться». Эта простота меня всегда поражала. И то, как она просто могла сделать замечание, такое, какое я бы даже не подумала озвучить, например, «почему ты не молишься?» или «ноги же надо каждый день мыть?»(смеется). Как-то меня это даже задело, думаю, какое тебе дело, мою я ноги, или не мою (смеется). Но сколько лет я ее знала, ее простота удивляла. Конечно, можно достичь этого с годами. Но, скорее всего, это дается как дар. Потом не знаю, что случилось, но она захотела жить отдельно. А перед последней поездкой в больницу она мне сказала, что очень пожалела о том, что перешла в другую келью. И больше ничего не сказала. А я еще пошутила: «Ну, приходи обратно». Так мы и расстались. Господи, прости прегрешения ее, вечныя муки избави, Царствия Небесного сподоби и нас помилуй ее молитвами.  

 


 

 

Монахиня Георгия (Бестаева), благочинная монастыря:

Рядом с нашей матерью Софией было светло и тепло. Это главное, что приходит на сердце, когда о ней думаешь. Всегда было чувство, что она любит тебя как родную, и душа откликалась на эту любовь.

Я познакомилась с ней в октябре 2008 го. Ехала в Москву из Южной Осетии и по благословению духовника заехала в монастырь. Он благословил меня обязательно познакомиться с Матушкой Нонной. Матушку я не застала, но в храме мне встретилась светлая голубоглазая монахиня. Узнав, что я из Южной Осетии, участливо расспросила меня о родных, не пострадал ли кто во время войны. Эта добрая участливость одна из дорогих черт матери Софии. Она всегда умела коротко спросить о главном – просто, мягко. Умела тепло позаботиться о человеке.

Еще когда я не несла послушания благочинной, я любила с ней общаться. Помимо всего прочего она была осетиноговорящей, а я за годы жизни в Москве (до монастыря) очень соскучилась по родной речи. Ее чсанский говор, добрый юмор, всегда радостный настрой часто поддерживали меня. Она рассказывала про родное село, про родителей Григория и Анну, бабушку Елизавету, которая прожила 115 лет. Про родителей своих вспоминала, что они были люди верующие. Отец был ветераном войны, чудом вернулся из немецкого лагеря и очень почитал святого Георгия, как своего спасителя. София рассказывала, что село их было чисто осетинское, а рядом было греческое село, в которым был действующий православный храм. Благодаря этому все осетины тоже принимали крещение. Она говорила, что у них не было некрещеных. Сельский дзуар находился над селом и представлял собой большой деревянный крест.

Когда я стала благочинной, наше общение расширилось, София часто обращалась с вопросами по своим послушаниям. Все свои послушания она очень любила. К каждому порученному ей делу относилась как к служению Богу и ближним. Благоговела перед послушанием в просфорной. Всегда просила молитв, когда шла печь: «Помолись, чтобы просфоры получились красивые». Или радовалась: «Сегодня красивые просфоры получились». Радовалась не только за себя, но и за сестер. «У Ниночки красивые просфоры получаются». Это одна из редких сестер, которая изо дня в день молилась о даровании умений и талантов, необходимых для исполнения послушаний. Мы даже по доброму шутили над ней, когда она начинала вслух молиться Роману Сладкопевцу, чтобы он научил ее петь. На клиросе до службы внимательно просматривала тексты песнопений, особенно стихир Минеи, на которых часто спотыкалась. И Господь сподобил ее большого счастья – она довольно долго пела на клиросе. Всегда была мирной. Рядом с ней было легко и радостно молиться. Когда мы узнали диагноз, и Матушка не благословила ей больше петь и читать, чтобы не напрягать легкие, она сокрушалась, что забудет службу. Спрашивала меня, можно ли ей иногда подниматься на клирос и что-нибудь читать. Такая была у нее ревность.

Очень любила свой огород. Разговаривала со своими растениями, молилась за них. Молилась за всех трудников, которые помогали ей в огороде, и многие стремились приехать и помочь именно матери Софии. Если человек не мог справиться, она как-то деликатно с ним обходилась, так, чтобы не обидеть. Часто просила какие-нибудь книжки или иконочки для своих помощников.

Верх ее недовольства кем-либо выражался словами: «Мӕ бон дзы нал у» или «Мӕ сӕр дзы уынгӕдзы фӕцис», «Бӕстӕ сӕзмӕста». Других оценок оппоненту она не давала. Как-то пришла ко мне со скорбным выражением лица (сестры помнят это ее скорбное выражение, когда она хотела рассказать об очередном «сильнейшем искушении», которое ее постигло). «Иу лӕппу мӕм куыста огороды (почему-то она говорила не цӕхӕрадон, а огород, с упором на все буквы о) ӕмӕ йӕ куысты рӕстӕджы бараст кодтон ӕмӕ мӕм вӕццӕгӕн фӕхъыг ис. Агурын ӕй ӕмӕ йӕ нал арын,ӕнхъӕл дӕн, ацыдис». Ӕз дӕр ын хъазгӕйӕ загътон: «Омӕ йӕ цӕмӕн фӕхъыг кодтай? Ацу ӕмӕ йӕ ныр ӕссар. Ӕмӕ йӕ кӕд не ссарай, уӕд та дӕ кувын бахъӕудзӕн уыцы лӕппуйӕн. Йӕ ном ын зоныс?» Уайтагъддӕр мемӕ сразы ис, кувын ын кӕй бахъӕудзӕн. Бацин кодта, хос кӕй ис йӕ мастӕн. Ахаем сабийы зӕрдӕ йын уыд.

Могла пороптать на что-нибудь или рассердиться, особенно, когда что-то портили из огородного инвентаря или не возвращали на место, но быстро отходила и всеми силами стремилась к примирению. При всей своей простоте она очень глубоко понимала главное и крепко за него держалась. В ее жизни были четко расставлены все акценты. Она строго планировала время послушаний, чтобы быть на службе, сознательно стремилась к миру со всеми, потому что размолвка не позволила бы ей причаститься. И если даже обиду нанесли ей, она первая шла примиряться. Молилась ночью, всеми силами стараясь исполнить свое правило, которое при огородных трудах в летнее время днем исполнять не успевала.

Болезнь свою она приняла с мужеством воина – без саможаления и малейшего уныния, с глубокой верой в промысел Божий о деле спасения ее души. На сестер, особенно младших, это произвело огромное впечатление. Была безмерно благодарна Богу и Матушке за то, что она монахиня. Глубоко каялась. До последнего времени стремилась самоотверженно исполнять послушания, которые несла прежде и от которых была освобождена еще в начале  болезни. Где-то за полтора месяца до кончины застала ее убирающей санузлы. Она в своем рабочем подряснике, вся покрытая испариной мыла раковины. Я ахнула: «София, ну что ты делаешь, тебя же может продуть!». Ответила: «Я сегодня хорошо себя чувствую, почему не поубирать?»

С полным доверием к Господу несла свою болезнь. Последний раз я видела ее утром перед отъездом в больницу. Она стояла перед иконами в своей келье и читала утренние молитвы. Спросила ее: «Куыд дӕ, София?» - «Тынг хид кӕнын, мӕ къӕхтӕ зыр-зыр кӕнынц». – «Омӕ сбад, бадгӕйӕ бакӕс кувдтытӕ». Загъта: «Афтӕ мын ӕнцондӕр у». Не хотела сидя молиться. Через три дня Бог ее призвал. Господь дал ей безболезненную и мирную  кончину в день памяти святителя Николая Чудотворца.

 


 

 Монахиня Мария (Цалоева):

В Софии я видела стремление выполнять все данные ей послушания и сама начинала работать, глядя на ее рвение. Большое смирение проявляла она, когда послушалась на клиросе, можно было брать с нее пример. Она всегда и мне говорила: «мӕ чызг, заргае каен». Особенно мне запомнились репетиции, когда мы учили Пасхальную службу. С ней было так хорошо! Она была очень простой, а это большой талант и целая наука. Мне нравилось находиться рядом с ней, общаясь с Софией было радостно на душе. Когда она уже болела, мне нравилось ей готовить, она любила мои супы, рыбку и всегда благодарила, говорила что-то доброе. София всегда улыбалась, была радостной. Даже когда заболела, она всегда встречала меня улыбкой и добрым словом. Еще мне в Софии нравилась ее искренность, это сестра, с которой у меня ни разу не было даже спора. Мне нравилось, как мы вместе радовались, смеялись, а иногда и грустили. Когда София приходила в малую трапезную, за которую я отвечаю, она всегда мне предлагала помощь: давай я тебе все помою, а ты что-нибудь другое сделай. Начинала перемывать всю посуду. Особенно в последние месяцы перед смертью она постоянно мне помогала. Очень переживала за Матушку, каждый день меня спрашивала о ее здоровье. Была очень внимательной к сестрам. Мне на каждый день Ангела она дарила маленьких ангелочков.

Это монахиня с добрым и чистым сердцем. Я счастлива, что удостоилась пожить с такой сестрой как София. Как-то я ее попросила, чтобы она помолилась обо мне, когда будет в Царствии Небесном. Она обещала, что обязательно помолится. Очень ее люблю и надеюсь, что мы обязательно встретимся.



Монахиня Нина (Кулумбекова):

Я называла мать Софию хранительницей Распятия. В храме она вытирала пыль с Распятия. Иногда я наблюдала за ней с клироса. Она брала маленький стульчик, поднималась на него и с такой любовью и теплотой вытирала пыль с Распятия, что у меня слезы наворачивались на глаза. Перед ней был живой Господь. Вот раны от гвоздей, прободенное копьем ребро, впившийся в лоб терновый венец, капли крови… Она вытирала страждущего Господа на Кресте. Когда мать София лежала в больнице, Распятие никто не вытирал, я ждала, когда вернется София. Она говорила: «Ниночка, ты вытирай Распятие, когда меня нет». А я не могла, ждала ее.

 


Монахиня Елизавета (Цорионова):

София - очень светлая душа, всегда радостная, искренне проявляющая свои чувства. Вместе с тем она неожиданно умела перевести разговор на что-то настоящее, глубокое. Однажды сказала мне: «Расслабляться нельзя. Как только ты дашь себе расслабиться, потом будет трудно». Запомнилось, как она сокрушалась о своих грехах, говорила «я так согрешила, так согрешила». Даже о каком-то на первый взгляд мелком проступке она могла долго сокрушаться. Очень любила сестер, переживала за всех даже не по-сестрински, а по-матерински. Часто из каких-то своих поездок, даже поездок на лечение, она возвращалась с подарками для сестер. Уделяла этому время.

Очень скорбно было узнать о кончине нашей Софии, но вместе с тем, было какое-то чувство легкости и умиротворения. Я никогда раньше не ощущала ничего подобного при кончине близких людей. Потом Матушка сказала, что эти чувства похожи на эмоции, которые мы испытываем при постриге монаха. И это так точно! Это именно такое чувство - скорбь и одновременно торжественная радость, утешение.

В гроб с ней положили икону Божией Матери «Трилетствующая». Это моя домашняя икона. Еще до пострига я как-то ездила домой и привезла с собой эту икону. Я несла ее в руках к себе в келью и София так по-детски к ней потянулась, взяла ее у меня и стала Ей радоваться, целовать со словами «моя Богородица», стала ее баюкать как младенца. В общем, это была такая картина, что я никак уже не могла взять эту икону себе и тут же в коридоре ей ее подарила. Как-то она меня попросила помочь ей устроить святой угол в келье. Говорила, что стена у нее очень крепкая, гвозди в нее не вбиваются и она переживает, что у икон нет своего места. С Божией помощью иконы мы повесили, она была счастлива! Получился не святой угол, а целый иконостас.

Она была мудрой. Каким-то одним словом могла сгладить неровности. Когда случались проблемы в общении, она умела при повторной ситуации с какой-то духовной интеллигентностью обойти острые углы. Умела загладить след недопонимания так, чтобы ты не чувствовал дискомфорта. Как-то Матушка сказала про нее, что она хорошо исповедует помыслы, и я приступила к ней с допросом, как же надо их исповедовать. Она с простотой мне сказала: «Я не знаю, как тебе объяснить, не понимаю, как бедная Матушка слушает мою чепуху».

Не помню, чтобы она говорила о ком-то из сестер со злостью. Такого не было. Качая головой говорила: «Эт о моя сестра, это моя сестра.», как бы сама себя переубеждая и направляя на мирный лад. Внешне споря со своей бранью. Жила покаянно, любила пост. Со сладким ожиданием говорила: «Вот скоро начнется Великий пост, будем поститься». Она не ждала Пасхи, но ожидала начала Поста как начала особого времени. Очень жалела Матушку, часто сочувствуя ее трудам и скорбям. Для меня она пример честной монахини, какой она и была. Не старалась казаться лучше, чем есть на самом деле, не выставляла свою праведность.

Очень меня поразили ее слова, после того, как она и все мы узнали про ее болезнь. Я зашла к ней в келью и заплакала. Она стала меня утешать: «Ну что ты плачешь, я же еще не умерла. Я благодарю Бога, что Он начал с меня, а не с моих младших сестер». И это перевернуло мое сознание, потому что в моей голове не было таких формулировок. С таким благодарением, мудростью она приняла свою болезнь. Еще она говорила, что вся жизнь открылась перед ней как книга, и только сейчас пришло трезвое понимание всех вещей.

 


 

Монахиня Ксения (Коцкиева):

С матерью Софией я познакомилась в первый мой приезд в монастырь, за пять лет до монашества. Она тогда еще была инокиня Анастасия. Был месяц май, цвели тюльпаны и ко мне вышла милая пожилая сестра. Спросила меня: «Красавица, ты к нам надолго?» Она всегда как-то ласково обращалась ко всем. Узнав, что я хочу остаться на послушание, стала показывать мне монастырь. Она провела меня по всей обители, показала храм, трапезную, сестринский корпус, рассказала историю монастыря. Я была так рада, что мне удалось поговорить с монахиней, что в конце «экскурсии» спросила ее: «Сестра Анастасия, а Вы будете моей наставницей?» Как я теперь понимаю, после моего вопроса она, бедная, убежала от меня. Сказала, что сейчас позовет мать Феодосию, и она даст мне послушание (смеется).

Потом я в течение пяти лет приезжала сюда на послушание. Какой мне запомнилась мать София? Она была очень доброй, в ней не было лукавства, гневливости. Я никогда не видела ее раздраженной. И со всеми она разговаривала ласково. Все у нее были Ниночка, Мадиночка, Ксеньюшка, моя красавица. Марии она дала домашнее имя Пумпушка, хотя Мария совсем не пумпушка. Но так она выражала свою ласку. Это, конечно, запомнилось. Сейчас я вспоминаю, что за пять лет моего монашества у меня с ней никогда не было никакой размолвки. Один раз я ее, правда, обидела на клиросе. Но сразу об этом пожалала. И меня очень удивило, что она первая сама попросила у меня прощения. Я даже не успела рот открыть, а она уже: «Прости меня, Ксеньюшка». Я ее обняла, и мы сразу помирились.

Когда я узнала о ее болезни, я, конечно, поначалу испугалась, потому что еще плотской человек. Но потом даже позавидовала немного. Она так спокойно на это реагировала, такое у нее было поведение, как будто ей даже не сказала, что у нее рак. А весть о ее смерти была шоком для меня, я до конца еще не осознала, что ее нет уже с нами. Когда я прохожу мимо могилки, всегда здороваюсь с ней: Софиюшка, здравствуй, прости, что я тебе лампаду вовремя не поставила, прости, если обидела чем-то. 

Она была очень доброй, в ней было много детского и ней было радостно. Я почти не чувствовала разницу между нами, хотя она была старше меня больше чем в два раза. Она с молодыми сестрами вела себя так, будто была нашей ровесницей - без важности. Еще помню, что она всегда всех призывала к молитве. Когда что-то случалось неприятное в монастыре или даже в миру, она всегда говорила: надо молиться, надо ходить крестным ходом. Переживала за строительство собора. Говорила, надо за него сильно молиться.  

Когда я приезжала потрудиться, она меня часто спрашивала: «Ты не хочешь к нам прийти?» А я недоумевала, почему она меня постоянно спрашивает. Еще она мне рассказывала о себе. Говорила: «Я была такая своевольная! Совсем ничего не понимала. Это не хочу, то не хочу. Если бы не мать Варвара и мать Феодосия, так бы ничего и не поняла». Говорила, что очень им благодарна.

 


 

Послушница Мария (Мадина Касабиева):

Для меня мать София была не только сестрой во Христе, она доводилась мне дальней родственницей через мамину родню. Называла меня «мӕ внучка». Такая простота и детскость, как у матери Софии, даже у ребенка редко встречаются. Она всегда была готова утешить и поддержать и многому меня научила: и примером, и словом. Я еще немного застала то время, когда она послушалась на клиросе. Было удивительно, что человек в весьма преклонном возрасте имеет такую ревность к пению, так хочет славить Господа именно через пение.

 Много забавных историй, связанных с ней. Как-то она приехала из больницы и постирала все свои вещи. А я постирала свою занавеску. Принесла, чтобы повестить, а на сушилках уже нет места. Я, недолго думая, набросила занавеску поверх ее вещей. Она меня встречает и говорит: «Мадина, у тебя сознание есть? Нету! Почему ты свои мокрые вещи повесила на мои сухие?!» Я рассмеялась. Она даже ругалась так, что обидеться было невозможно. Я верю, что Бог даст мать Софии радость воспевать Его с небесными ангелами. И вообще она первооткрывательница Небесного Аланского женского монастыря!

 


 



Послушница Елена (Елена Теблоева):

Мать София учила меня печь просфоры, когда Матушка благословила меня на это послушание. Она учила меня благоговению, что здесь нужно трудиться в молчании. При этом она показывала, как закатывать тесто, как формироватьпросфоры. Мне всегда было с ней уютно, хорошо и спокойно и я очень ей за это благодарна. Благодарна Богу и Матушке, что я послушаюсь в пекарне и первым моим учителем была мать София. 

Послушалась я у матери Софии и в огороде. И первое, что мне пришло на ум, когда я туда попала, что в этом огороде все, как было у нас дома. И мне было радостно послушаться. Работы было много, но мне это было в радость. С матерью Софией все было в радость, и послушание выполнялось легко, Господь давал силы.

Еще мы пересекались с ней на чтении Псалтири, она читала в два часа дня и меня поначалу благословляли читать с ней помянники. Иногда она чем-то делилась. Еще до болезни она имела сильное желание поехать или в Троице-Сергиеву Лавру или в Печёры к старцам. Она считала себя очень неопытной в монашестве и хотела спросить, как ей возможно спастись. Она говорила, что Матушка очень добрая, она ее приняла в монастырь, но сама она знает, что недостойна монашества. И говорила, что если Матушка благословит ее куда-нибудь поехать, она возьмет меня с собой. Когда мать София заболела, она не унывала. Мне кажется, у нее было желание жить. Она говорила, что еще не готова к встрече с Богом, что у нее много грехов, в которых надо покаяться. Когда у нее уже начались боли, она часто бывала грустной, но стоило с ней заговорить, она сразу улыбалась и говорила что-нибудь хорошее. Не показывала своих внутренних переживаний, чтобы никого этим не обременять. Я любовалась ею. Мне ее очень не хватает, но я вспоминаю ее всегда с улыбкой. И это меня греет.



Послушница Елена (Алёна Козаева):

Хоть с матерью Софией мы контактировали не часто, от случая к случаю, но свой неизгладимый след в моей душе она все же оставила. Я всегда любовалась ее спокойствием, мирным духом и абсолютной неконфликтностью. Находиться рядом с ней было уютно, никогда не чувствовалось ни капли напряжения. Когда я послушалась в монастырской лавке, она всегда с улыбкой приходила меня подменить на время наших уроков иконописи. И это несмотря на то, что чаще всего время занятий выпадало на период трапезы и могло продолжаться даже до службы (т.е. она оставалась без трапезы). Но мать София выпроваживала меня со словами утешения, убеждая, что она совсем не голодна. Находила всевозможные слова, чтобы я не переживала.

Также вспоминаю случай, когда в лавку пришла женщина и просила меня найти монахиню, которая ей очень помогла, но имени которой она, увы, не знает. Она рассказала, что некоторое время назад приехала в монастырь с большой проблемой и обратилась за помощью к первой попавшейся монахине. Та, внимательно выслушав, повела ее в храм, и встав перед иконой Божией Матери, начала молиться. Женщина была поражена тем, как просто, простыми словами, но очень горячо молилась монахиня. Она сказала, что ничего подобного тем чувствам, какие она испытала во время этой молитвы, она раньше не испытывала. Теперь она приехала в монастырь специально, чтобы найти и поблагодарить эту монахиню, тем более что проблема ее вскоре разрешилась самым лучшим образом. Долго выявлять виновницу прекрасного события не пришлось. После описания внешности и слов женщины, что у монахини был ярко выраженный осетинский акцент, стало понятно, что речь идет о матери Софии.

Благодарю Господа за знакомство и общение с такими людьми… Царствия Небесного Вам, мать София.



Тамара Боциева, певчая монастырского хора:

С матерью Софией мы большей частью встречались на клиросе. Она очень любила клиросное послушание. Говорила, что всю жизнь мечтала петь. Рассказывала, что в ее родном селе, когда люди возвращались с поля, то пели всем селом. Она ответственно относилась к службам, с трепетом, с вниманием, очень благоговейно. С ней было легко и просто. Она была очень доброй, молилась за все свое село. Писала всегда  много обеден, особенно о упокоении. Как-то я ей сказала: София, как много обеден ты пишешь. Это, говорит, все люди из моего села. За всех переживала -  за Матушку, за сестер. Всегда водила меня в свой огород и говорила: Томушка, что тебе дать? Я ее очень люблю и мне очень ее не хватает.



Гиули Кодалаева, бухгалтер, прихожанка монастыря:

Как-то я познакомилась с родственницей матери Софии и она, как это часто бывает, посетовала, что вот ушла в монастырь сестра и не хочет возвращаться, несмотря на все уговоры. Она нам сказала: «Меня так никто не любил, как любят там (в монастыре)». Меня тогда поразили эти ее слова. А теперь ты устремилась к абсолютной любви. Вечного блаженства тебе, сестра София.



Фатима Кабанова, преподаватель английского языка, прихожанка монастыря:


Монахиня София - одна из дорогих жемчужин нашего монастыря, ушла в вечность так же тихо и спокойно, какой тихой и спокойной была она сама. Спокойная и в то же время очень приветливая, она всегда встречала меня  лучезарной улыбкой и сиянием голубых глаз. «Ооо, Фатимочка, ты приехала, как поживаешь, как Хасан?» И я начинала рассказывать про жизнь в миру, на кого жаловалась, кого осуждала, а она меня слушала молча и, наверное, молилась. Болезнь ее не изменила, она осталась такой же приветливой и спокойной. Говорила: «Сколько мне Господь даст времени, столько и буду готовиться. Мне вот Матушку жалко, она так за меня переживает». И она действительно готовилась к вечности, к встрече с Богом. Когда я приходила к ней в больницу в прошлом году, мы долго могли разговаривать на разные темы, а сейчас она готовилась. В этом году в дни Великого поста она в больничной палате всегда молилась, читала Евангелие, Псалтирь и я старалась не мешать ей. Долго у нее не задерживалась. Она готовилась… В последнее ее пребывание в больнице я звонила ей, хотела принести понравившийся ей когда-то суп-пюре из овощей, но она не отвечала. Не ответила она и на второй день. София ушла в вечность… Царствия тебе Небесного, дорогая наша мать София.

 

Алан, трудник, некрещеный:

С матерью Софией было очень приятно общаться. Что-то притягивало к ней. Когда она просила помочь ей с садом, всегда делал это с удовольствием. Душа у нее была чистая, светлая. Даже просто поздороваться с ней было приятно. Рухсаг у, мать София!


 

Анжела Багаева, преподаватель музыки, прихожанка монастыря:

Какой мне запомнится мать София? Глаза- незабудки, радость, собранная в морщинках у глаз, доброта, окутывающая тебя при встрече с ней… Это - София. И с ее уходом все, что она несла в себе, не уходит! Она оставила нам свой свет. Так я чувствую.


 

    Панихида по матери Софии (Пилиевой).
30 июня 2020
   
   
Buy KicksBeyoncé Rocks Ripped Shirt & Pencil Skirt With Off-White x Nike Kicks – Latin-american-cam News